skurlatov в Герман Смирнов — мой вдохновитель, учитель и друг 3Продолжаю публикацию отрывков из информационно-насыщенной и фактологически-достоверной книги Германа Владимировича Смирнова «Мир был для нас калейдоскоп...» (Москва: Издательство МБА, 2012. - 720 стр.). Давно я работал с автором в редакции журнала ЦК ВЛКСМ «Техника-молодёжи», это было счастливое для меня время, мы в редакции жили как одна семья и были в главном единомышленниками-патриотами, и нашим мудрым батькой и наставником являлся уникальный самородок Василий Дмитриевич Захарченко. Ни одного пятнышка на этом солнце отечественной научно-популярной журналистики не могу припомнить, как ни стараюсь по рационально-критической привычке. «От образа его из дальних лет Исходит теплый благоносный свет». Надо было бы мне о нём написать, я понял его душу, но Герман меня опередил, и я его текст воспринимаю как свой собственный. Кое-что я всё же потом добавлю, а пока слово Герману Смирнову (этот Отрывок 3 продолжает Отрывок 1 и Отрывок 2):
/стр. 29:/ Глава 2.
ГОВОРИМ: ЗАХАРЧЕНКО - ПОДРАЗУМЕВАЕМ: «ТЕХНИКА - МОЛОДЁЖИ»...
Василий Дмитриевич Захарченко (1915-1999) - молодой поэт, участник Великой Отечественной пришёл в редакцию в 1945 году на скромную должность литсотрудника отдела писем, а через четыре года он возглавил «Технику - молодёжи», став выдающимся Главным редактором своего времени.
Людям, далёким от практической журнальной работы, представляется, что по аналогии с главным механиком или главным электриком завода Главный редактор журнала - это как бы самый опытный, самый квалифицированный редактор, лучше всех умеющий готовить рукописи к сдаче в набор, то есть выправлять литературный стиль, устранять огрехи и неточности, проверять цифры, имена и названия. На самом деле это не так. Главный редактор может вообще не быть редактором, может вообще не уметь редактировать тексты, ибо его обязанности вовсе не требуют этого умения. Обязанность Главного редактора - день и ночь думать, чем заполнить один-единственный номер - ближайший!
Говорят: журнал - это Главный редактор. И это глубоко правильно, ибо в том, что Главный редактор ставит в ближайший номер, отражается вся его личность, то есть его взгляд на роль журнала в общественной и в собственной жизни Главного редактора; его отношение к читателям, к авторам, к начальству; его требования к сотрудникам и его умение дирижировать этим тонким оркестром. Ведь подготовленные ими статьи тоже должны соответствовать или, по крайней мере, не противоречить собственным интересам, вкусам и увлечениям Главного редактора!
Отсюда ясно: лицо журнала определяется не профессиональным умением Главного редактора править тексты (на эту роль всегда можно найти более или менее квалифицированного литправщика), /стр. 30:/ а качествами его личности и умением с помощью журнала отразить свою личность в окружающем мире. И поэтому, когда мы хотим рассказать, каким Главным редактором был Василий Дмитриевич, мы должны хотя бы кратко рассказать и каким он был человеком.
Люди, работавшие с ним бок о бок, обычно были о нём более высокого мнения, нежели те, кто знал его только по выступлениям на радио, телевидении и на всякого рода массовых мероприятиях. Чаще всего таким слушателям и зрителям приходилась не по вкусу некоторая манерность, с которой он держался на людях, хотя все отдавали должное его недюжинным ораторским способностям.
Те же, кому довелось работать с Захарченко бок о бок, знали, что он сочетал в себе десятки разнообразных, часто противоречивых способностей. Он был в одном лице идеалистом и прагматиком, энтузиастом и скептиком, тонким психологом и бесчувственным администратором. Он умел быть смелым и осторожным, непреклонным и уступчивым, умел не заноситься, но и не падать духом. Короче: умел держать нос по ветру, но гнуть свою линию. И все, кто видел его во всех этих ипостасях, сходились во мнении: Захарченко был великим Главным редактором, сделавшим из скромного научно-популярного журнала ЦК ВЛКСМ явление национального и даже международного масштаба.
На протяжении десятилетий «Техника - молодёжи» была, что называется, «светом в окошке» для школьников, студентов, молодых специалистов, которым она прививала интерес к науке и технике и помогала в выборе профессии. Многие видные специалисты старшего поколения прямо называли себя воспитанниками «Техники - молодёжи», что давало Василию Дмитриевичу основания иногда с улыбкой говорить: «Что-то я не припоминаю видных деятелей, которые считали бы себя воспитанниками журнала «Коммунист» или газеты «Известия»...
Василию Дмитриевичу посчастливилось стать «нужным человеком на нужном месте» в самое героическое для страны время. После войны советская наука и техника уверенно выходила на передовые рубежи, в стране воцарялся настоящий культ точного знания, самыми почётными и уважаемыми людьми становились учёные, инженеры, конструкторы. Рассказать миру об их достижениях могли специалисты, хорошо разбирающиеся в научно-технических проблемах. Но, увы, давно замечено, что научно-технические специалисты, занятые практической работой, почти неспособны видеть поэтическую сторону своего дела. Это дано людям, //стр. 31:/ технически образованным, но наделённым также воображением и фантазией.
Страна жаждала таких певцов научно-технического прогресса - и они нашлись! Они были выпестованы в предвоенные годы в литературных кружках при технических вузах. Воспитанниками именно таких литературных объединений были знаменитые популяризаторы 1950-х годов - Владимир Орлов, Виктор Болховитинов, Михаил Хвастунов, Георгий Остроумов, Борис Ляпунов. Но даже среди них выделялся необычайными дарованиями Василий Захарченко - поэт по призванию и строитель по образованию, назначенный шестым Главным редактором молодёжного научно-популярного журнала «Техника - молодёжи» в 1949 году. Его предшественниками на этом посту были журналист М.М. Каплун (1933-1938), полковник Е.А. Болтин (1938-1942), историк А.С. Фёдоров (1942-1943), дипломат В.Г. Яковлев (1943-1945), писатель В.И. Орлов (1945-1949).
Василий Дмитриевич как будто самим провидением был предназначен для выполнения социального заказа того времени, которое настоятельно требовало поэтизации науки, утверждения её безграничных возможностей, романтического взгляда на мир, как на
/стр. 32:/ арену свершения самых дерзновенных замыслов человечества. Совпадение социального спроса и индивидуального предложения породило «Феномен Захарченко»: превращение ординарного научно-популярного журнальчика во властителя дум нескольких поколений советской молодёжи.>
Василий Дмитриевич возглавлял «Технику - молодёжи» 35 лет - всесоюзный рекорд длительности пребывания на посту Главного редактора. За время его редакторства тираж журнала увеличился в 40 раз, а имя Захарченко отождествилось с названием журнала. «Мы говорим «Техника - молодёжи», подразумеваем «Захарченко»; мы говорим «Захарченко», подразумеваем «Техника - молодёжи» - смеялись тогда в журналистских кругах.
И тем не менее журнал как таковой не был всем содержанием жизни своего Главного редактора.
Природа заложила в Василия Дмитриевича не только поэтические и технические способности, необходимые для выпуска романтического научно-художественного журнала. Она наградила его талантами, которых не требует собственно должность Главного редактора. Блестящий оратор, энергичный организатор, одарённый спортсмен и тонкий дипломат Захарченко жаждал того, без чего невозможна реализация этих способностей - известности, признания, славы. Ради того, чтобы снова и снова испытать это пьянящее его чувство - восхищение и внимание очарованной толпы - Василий Дмитриевич был готов затратить любые силы, время и средства. Жажда людского внимания и восхищения гнала его на молодёжные фестивали, в им же самим организованные автопробеги самодельных автомобилей, на трибуны форумов, к микрофонам и телекамерам. Восторг зрителей заставлял его мчаться под их восхищённые возгласы на лыжах по горным склонам, скользить по волнам на акваплане, парить над землёй на монгольфьере или дельтаплане. Ему нравилось очаровывать светских людей на приёмах и концертах, председательствовать на международных встречах и конференциях, главенствовать за банкетным столом, вращаться среди академиков, министров, генералов, космонавтов и рекордсменов. Организация именно такого блистательного образа жизни и была главной целью всей деятельности Захарченко. Журнал же был для него, может быть, и самым важным, но всё же средством достижения этой цели.
В самом деле, должность Главного редактора открывала перед ним двери кабинета практически любого должностного лица — от /стр. 33:/ управдома до министра или даже члена ЦК. Она давала ему официальную возможность обратиться лично или письменно к любой знаменитости мира - от Нобелевского лауреата до кинозвезды. Она позволяла ему организовывать экспедиции, пробеги, встречи, приёмы, поездки, командировки.
Не случайно редакция при Василии Дмитриевиче меньше всего походила на тихую контору, в которой раздаётся лишь шорох редактируемых рукописей. Это был скорее личный штаб Главного редактора, операционная база для его многогранной и многотрудной общественной деятельности.
Собственно журналу в созданном Василием Дмитриевичем для себя образе жизни отводилась роль своеобразной визитной карточки, которую не стыдно показать в любом месте: в приёмной секретаря ЦК, на научной конференции, на встрече молодых специалистов, в обществе изобретателей или ревнителей старины, в школьном классе, в парикмахерской, в цеху, наконец, в кругу друзей. Создать такую визитную карточку нелегко, ведь это значит создать школу «Техники - молодёжи» в научной журналистике. И Захарченко создал эту школу с присущими ему блеском и эффективностью.
Не успеваете редактировать на службе, - часто говаривал он, - работайте по ночам!
Именно по ночам многие из нас и проходили суровую редакторскую выучку «Техники - молодёжи». В редакции времён Захарченко корпеть над рукописями на службе считалось дурным тоном. Здесь всегда царила обманчиво легкомысленная обстановка, клубился народ, рассказывались интересные новости, демонстрировались замысловатые машины и модели, звучали шутки, раздавался смех. А настоящие невидимые миру слёзы над редактируемыми материалами лились дома до 2-3 часов ночи. Не все выдерживали такую жизнь, на моей памяти редакционный состав полностью поменялся раз семь, но те, кто выдерживал, потом могли работать везде - в газете, на радио, на телевидении.
Главное, чему научила нас школа Захарченко: вопреки расхожему мнению, читатель жаждет не так называемой информации, от которой ломятся библиотеки и базы данных, а МЫСЛИ, удивляющей своей необычностью и новизной, порождающей устойчивый интерес, понуждающей к работе и творчеству. Каждая публикация в журнале должна содержать именно МЫСЛЬ, выраженную ясно, убедительно, без литературных изысков, но и без канцелярщины, наукообразия и общих фраз.
/стр. 34:/
Василий Захарченко
Патриарх отечественной журналистики Василий Дмитриевич был человеком тысячи дарований. Он 35 лет возглавлял наш журнал. Он - организатор прогремевшей на всю страну телепередачи «Это вы можете», участник всех фестивалей молодёжи и студентов от первого до последнего, организатор двух десятков тысячекилометровых пробегов самодельных автомобилей, один из организаторов Всесоюзного Общества по охране памятников истории и культуры, пионер подводного плавания, горно- и воднолыжного спорта, легкомоторной авиации и дельтапланеризма, участник десятков международных кинофестивалей, форумов, встреч конференций.
О его жизни можно написать роман.
О его вкладе в культурную и общественную жизнь страны ещё будут написаны исследования. Но сегодня, когда со дня его смерти прошло почти полтора десятка лет, я хочу рассказать о нём, как о яркой личности, о любимых фразах, реакциях на людей и ситуации, о смешных случаях, о способах выхода из затруднительных положений и т.д. и т.п. То есть обо всём том, чего нет в официальных документах, хранящихся в архивах.
/стр. 35:/
Я ЗАПОМНИЛ ЕГО ТАКИМ
Я далёк от мысли писать биографию Василия Дмитриевича, анализировать его личность и роль, которую он сыграл в истории нашей культуры. Я просто хочу положить на бумагу те эпизоды, которых мне довелось быть свидетелем, и передать те живые впечатления, которые мне довелось испытать от общения с этим неординарным человеком.
«Им разъяснили»...
Недавно, перелистывая подшивку журнала «Источник», я обнаружил любопытную архивную публикацию. Оказывается, весной 1982 года группа видных авиационных деятелей обратилась в «Технику - молодёжи» с просьбой поддержать их предложение о восстановлении доброго имени выдающегося русского авиаконструктора Игоря Васильевича Сикорского (1889-1970), который после революции работал в США. Герой Социалистического Труда, конструктор О. Антонов и Герои Советского Союза лётчики М. Галлай, М. Громов и Г. Гофман предлагали шире освещать заслуги Сикорского в средствах массовой информации и установить мемориальные доски в местах, связанных с его деятельностью.
Василий Дмитриевич с готовностью подхватил инициативу заслуженных авиаторов и от имени журнала направил подготовленные документы в ЦК КПСС. Но, увы, это предложение не было поддержано в верхах. «Поставленный вопрос «о восстановлении имени» не столь прост, как об этом в прилагаемых письмах пишется», - с такой резолюцией секретаря ЦК М. Зимянина документы были спущены в Отдел науки и Отдел пропаганды Центрального Комитета. Вскоре их сотрудники составили справку, в которой разъясняли, что, мол, за Сикорским числятся тяжёлые грехи: созданные им вертолёты использовались американцами в войнах против Кореи и Вьетнама, а сам он в своих воспоминаниях дал «крайне негативную оценку событиям, связанным с Великой Октябрьской социалистической революцией и установлением Советской власти». «Учитывая это, - писали далее составители справки, - отделы ЦК КПСС полагали бы нецелесообразным принимать предложения авторов и считают возможным ограничиться на этом при рассмотрении данного вопроса». Отправ/36/ляя эту справку 30 апреля 1982 года члену Политбюро К.У. Черненко, М.В. Зимянин с облегчением начертал: «Я поддерживаю вывод отделов ЦК»...
И чем же сердце успокоилось?
«С т.т. Захарченко, Галлаем, Громовым беседовали. В беседе им были даны соответствующие разъяснения»... Что это были за «разъяснения» и в какой форме они были преподнесены, неизвестно. Василий Дмитриевич никогда не рассказывал об этой истории...
«А вы дайте нам списочек лжеучёных»....
Много лет наблюдая за работой шефа, я пришёл к выводу, что каждый номер журнала был для него подобием живого организма, в котором роль жёсткого скелета исполнял набор постоянных рубрик, роль мягких тканей отводилась статьям, публикуемым на свободных полосах, а роль души - одному материалу, настолько сенсационному, что он не оставлял равнодушным ни одного читателя. Очень часто, рассматривая план очередного номера, шеф говорил:
- Нет сенсации, нет материала с душком...
И все мы знали, нужно найти что-то, бросающее вызов официальной науке и даже осторожно задевающее основы марксистско-ленинского учения. В результате пусть осторожно, с оговорками, но именно «Техника - молодёжи» касалась тогда запретных тем вроде кибернетики и генетики, снежного человека, гипноза, телепатии, экстрасенсорики, инопланетных цивилизаций, НЛО, телекинеза, родов в воде и т.д. Эта тяга к неведомому и скандальному выводила из себя академический мир, который не упускал случая куснуть Василия Дмитриевича.
В начале 70-х годов новое руководство ЦК ВЛКСМ, почему-то сразу невзлюбившее Захарченко, поручило обществу «Знание» обревизовать журнал с точки зрения научности его публикаций. Вот когда старым недоброжелателям Василия Дмитриевича представилась возможность свести счёты с раздражавшим их журналом. На высоком совещании некий учёный-рецензент подсчитал, что за последние три года «Техника - молодёжи» опубликовала аж 57 лженаучных статей, и на этом основании объявил журнал рассадником лженауки и прибежищем учёных-шарлатанов...
/стр. 36:/ В сущности, это был прикровенный донос, призванный погубить репутацию Захарченко в глазах и так неблаговолившего к нему комсомольского начальства. Помню, как поразило меня полемическое искусство шефа, обратившего выпад оппонента против него самого.
А вы, - сказал он ласковым тоном ревнителю научной чистоты, - дайте нам в редакцию список учёных-шарлатанов, чтобы мы могли знать, кто есть кто в вашей сфере. Тогда мы, получив статью, сразу же заглянем в ваш списочек и сразу же определим, кто из авторов шарлатан, а кто нет!
А потом, посерьёзнев, сказал: «А если отбросить шутки в сторону, то скажите, почему вам я должен верить больше, чем тем, кого вы именуете шарлатанами? Не так уж далеки те времена, когда такие же специалисты, как вы, объявляли лженауками генетику и кибернетику. А где теперь эти специалисты?»
Юмор проявлялся у него спонтанно
Василий Дмитриевич никогда не припасал своих острот заранее, они рождались у него в процессе говорения прямо на глазах у слушателей, и мне часто казалось, что он сам удивлялся только что сказанному. Как-то раз в редакцию в день Советской Армии приехал друг Василия Дмитриевича, военный дипломат, разведчик, генерал Михаил Иванович Иванов. Произнося в его честь спич, шеф сказал:
Знаменательно, что мы чествуем военного дипломата Иванова именно в день Советской Армии. Ведь когда дипломатия начинает пробуксовывать, ей приходится становиться на гусеницы!
В другой раз, выступая на летучке и критикуя молодых редакторов, шеф сказал:
Конечно, хорошо, что вы ищете и поднимаете новые темы, но когда это делается кое-как, когда не вдумываются в смысл, когда всё непонятное не доводится до ума, а сбрасывается, как, понимаете ли, персидская княжна с лодки Стеньки Разина, тогда... и т.д.
Как-то раз шеф собрал ближайших помощников и грустил по поводу того, что журнал становится менее интересным из-за засилья средних, проходных материалов.
- Слишком много стало в журнале серого зайца, - сказал он, - длинные уши которого выдают желание подзаработать...
/стр. 38:/ Будучи сам остроумным человеком, Василий Дмитриевич ценил это качество и в других людях даже тогда, когда их шутки касались его самого. Он не раз с весёлым смехом рассказывал о том, как остроумно одна белоэмигрантская газета охарактеризовала пропагандистское издание «Спутник», которое он выпускал на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году.
Они написали, что Захарченко выпускает газету «Спутник», бульварную по форме и социалистическую по содержанию, - смеялся он.
Однажды на столе в художественном отделе я обнаружил иностранный журнал, в котором на развороте была напечатана великолепная цветная картина. По ископанному траншеями зелёному полю ползут, сминая проволочные заграждения, огромные ромбовидные английские танки Первой мировой войны, за ними бегут солдаты, строчат пулемёты, в небе рвутся шрапнели и парят самолёты-этажерки. В это время в комнату вошёл Василий Дмитриевич, подошёл к столу и сразу же воззрился на раскрытый журнал. Я подвинулся, давая ему место рядом. Он, опершись кулаками о стол, склонился и буквально впился глазами в картину, молча, созерцая картину боя.
Бах, бах! Тра-та-та! Кх, кх,кх! Да, Василий Дмитриевич? -спросил я.
Он медленно повернулся в мою сторону, с трудом отрываясь от рассматривания заворожившей его картинки, и кратко выдохнул:
-Да!
Однажды кто-то занёс в редакцию тест, с помощью которого будто можно было определить, что испытуемый сказал в свою первую брачную ночь. Тест был очень прост. Испытуемого просили положить кисть руки на лист бумаги, и потом начинали обводить карандашом её контур. И делали это до тех пор, пока у человека не лопалось терпение, и он не произносил какую-нибудь недовольную фразу. Она-то и считалась произнесённой в первую брачную ночь.
И вдруг в комнату, где развлекались остроумцы, зашёл шеф. «Хотите, мы выясним, что вы сказали в первую брачную ночь?» - спросили его. Шеф подумал секунду и, решив, что от этого никакого ущемления его авторитета не произойдёт, с готовностью прижал ладонь к бумаге. Но только испытатель начал водить карандашом, как раздался крик секретарши: «Василий Дмитриевич! К телефону!». «Извиняюсь», - произнёс Захарченко, оторвал ладонь от стола и /стр. 39:/ удалился. Вернувшись через несколько минут, он аккуратно вставил ладонь в уже намеченный контур и объяснил: «Сергей Павлович звонил»... (Сергей Павлович Павлов был тогда первым секретарём ЦК ВЛКСМ).
Все расхохотались и вместе со всеми шеф, по достоинству оценивший розыгрыш.
Когда игривость неуместна
Как-то раз, уже не работая в «Технике-молодёжи», попал на небольшое редакционное торжество, где отмечалось присуждение Василию Дмитриевичу звания заслуженного деятеля культуры. Шеф размяк, читал свои неплохие стихи и рассказал замечательную историю. В Будапеште он собрал главных редакторов журналов соцстран. Все собрались, а поляка Юзефа Снечинского нет. Ждут, ждут - нет. Наконец, появился Снечинский. Шеф бросился его обнимать, но тот очень сухо и с накалом в голосе говорит: «Вася, вспомни, что ты мне сказал по телефону?» Шеф говорит: «Ну, что обо всём договорено и что пора съезжаться в Будапешт».
Нет, Вася, ты сказал не так, - прошипел Снечинский. - Ты сказал: «Операция «Акваланг» завершена, пора начинать!»
Василий Дмитриевич зарыдал, ибо он в порядке игривости действительно сказал такую фразу, и эта игривость стоила Снечинскому немало горьких минут. Этот разговор записали польские спецслужбы, которые тут же схватили Юзефа и стали у него допытываться: что это за операция, где и когда начнётся высадка советских войск и т.д. Снечинский плакал, умолял, но всё без толку: два недели в его кабинете сидели мальчики и брали трубку вместо него. Лишь потом простили и отпустили.
Не скрою, это было нелегко!
В 1968 году выпускник МАИ и горячий энтузиаст авиации Игорь Андреев, недавно пришедший в редакцию, высказал мысль, что неплохо было бы начать в журнале новую рубрику «Знаменитые самолёты мира», рассчитанную на год: давать в каждом номере три цветные проекции самолёта и полосный текст. Идея редакторам понравилась, но из соображений патриотизма ему посоветовали начать с /стр. 40:/ серии статей о боевых самолётах Великой Отечественной войны. Он быстро набросал список представляемых к публикации образцов и при поддержке других редакторов вышел со своим предложением на главного редактора.
Шеф отнёсся к идее без энтузиазма; он боялся, что однотипные статьи в каждом номере скоро наскучат читателям.
Со скрипом поддавшись на уговоры, он, в конце концов, согласился на публикацию. Но каждый месяц, подписывая в печать очередной авиационный материал, он ворчал, кряхтел, клял себя за то, что дал себя уговорить. К № 5 за 1969 год - это был, помнится, средний бомбардировщик СБ, - его терпение лопнуло. «Не могу больше видеть эту скукоту! Поставьте хоть человечка рядом с этими унылыми чертежами, ну хоть флажок какой-нибудь, ну хоть какую-нибудь краснинку для оживления!» Игорь нервничал, доказывал, что менять уже ничего нельзя, что читатель уже привык к такой форме, что отказ от первоначально выбранного образца нарушит «серийность» т.д.
Шеф, в конце концов, со стенаниями подписал номер, но сердце его отвратилось от игоревой затеи.
И вот через несколько месяцев во время редакционной летучки раздаётся звонок. Звонит знаменитый конструктор авиационного оружия Борис Гаврилович Шпитальный.
Вот вы тут в восьмом номере напечатали статью об истребителе Лавочкина...
По этой фразе шеф решил, что его опасения начинают оправдываться, что сейчас последует разносная критика авиационной серии, что недаром она ему сразу не понравилась.
Да, да! - заспешил он, предупреждая события. - Я уже дал нагоняй редактору, и мы уже отказались от продолжения серии.
Да нет же! - воскликнул Борис Гаврилович. - Серия замечательная. Давно уже пора писать о достижениях отечественной конструкторской мысли. За это спасибо, а статья о Ла-5 правильная, только в ней ничего не сказано о том, что все истребители Лавочкина вооружались моими пушками...
Поняв, что Шпитальный звонит, чтобы хвалить, а не ругать, шеф приободрился и незамедлительно поспешил вырвать победу из поражения:
Да уж! Нам стоило немалых трудов пробить эту серию. Не скрою, и сопротивление кой-кого пришлось преодолевать...
/стр. 40:/ В его пересказе даже заурядное становилось талантливым!
В 70-х годах Василий Дмитриевич имел возможность посещать закрытые просмотры иностранных фильмов. Иногда приходил возбуждённый, говорил:
Ребята! Видел вчера потрясающий американский боевик! Какой фильм! Умереть - уснуть!
И он начинал пересказывать увиденное с такими яркими сценами и потрясающими деталями, что все только рты разевали. Думали, вздыхая:
Вот это да! Вот это искусство! Вот это работают буржуи, такие шедевры создают... А мы что? Сидим тут, не видим, не знаем настоящего искусства...
И вот прошло тридцать лет - и все мы получили возможность собственными глазами увидеть некогда недоступные голливудские шедевры. Смотришь иногда забубённый американский боевик и смутно припоминаешь:
— Что-то знакомое... О чём-то подобном я уже когда-то слышал... И вдруг сообразишь:
Да ведь это же фильм, который давным-давно пересказывал нам шеф!
Но как в натуре всё это бледно, примитивно, пошло по сравнению с ярким, захватывающим, восторженным пересказом Василия Дмитриевича!
Своей артистичной личностью он очеловечивал, одухотворял ремесленные поделки западных кинематографистов. «Британской музы небылицы» в его художественном пересказе являлись в более высоком и совершенном виде, чем они были на самом деле!
Подвиг, о котором шеф почему-то не рассказывал
Мне рассказывали, что в одной из московских больниц лежал пациент со сломанными ногами, не устававший благословлять спасшего его от верной смерти писателя Захарченко. По его словам, он во время спуска на горных лыжах неудачно упал и сломал ноги. И вот лежит он на снегу, а сверху проносятся, как метеоры, молодые, нарядные, сильные люди. И всё мимо, мимо, мимо... Он пролежал так /стр. 42:/ довольно долго, и его уже стало охватывать какое-то равнодушие. И вдруг около него остановился высокий, уже в годах человек и предостерегающе сказал:
Вы же замёрзнете.
Пострадавший объяснил, что у него, видимо, сломаны ноги, и он не может встать.
И этот человек, а им оказался главный редактор «Техники - молодёжи», на своей спине тащил меня до ближайшего приюта, где мне оказали первую помощь. Если бы не он, я бы погиб!
Меня поразило то, что Василий Дмитриевич никогда, ни в редакции, ни в компаниях не рассказывал о своём благородном поступке. А когда я ему однажды рассказали о благодарности спасённого им человека, он довольно равнодушно сказал:
Да, да, припоминаю, что-то такое действительно было...
Редкий случай
Василий Дмитриевич был человеком быстрого соображения, схватывал мысль на лету, умел использовать любую ситуацию, чтобы сострить и посмеяться. Но однажды чувство юмора изменило ему.
Как-то раз художественный редактор «Техники - молодёжи» Николай Вечканов зашёл к шефу в кабинет. Василий Дмитриевич что-то писал, низко склонившись над столом, заваленным всякими бумагами, сувенирами и редкостями. Среди них несколько лет лежали подаренные одним посетителем небольшие рога какого-то зверя. Подойдя к столу, Николай помолчал, а потом задумчиво спросил:
— Василий Дмитриевич, это ваши рога?
— Мои, - сказал шеф, не отрываясь от работы. - А что?
— Жа-а-аль... - уныло протянул Вечканов.
А чего жаль? - вскинулся шеф. - Отличные рога!
Творческий метод репортера Иванова
Как-то раз Василий Дмитриевич поручил фоторепортёру Борису Иванову отснять встречу редакции с экстрасенсами. Через несколько дней Борис принёс пачку фотографий, и шеф, усевшись на диван, начал раскладывать перед собой на журнальном столике фотографии. Выложил один ряд, другой. Пробормотал:
/стр. 43:/ — Что за чёрт? Да они все нерезкие! Что это Борис, снимать в фокусе что ли разучился? Ну-ка, позовите его...
Явился Иванов, как всегда немножко навеселе.
Боря, - обратился к нему шеф. -Что такое, не пойму? Ни одной резкой фотографии нет!
Ну, вы даёте, Василий Дмитриевич! - возмутился Иванов. - Вы что же, не поняли, что я применил новый творческий приём?
Шеф гневно смотрел на него снизу вверх несколько секунд, потом строго прикрикнул:
— Ты мне шарики-то не закручивай! Я ещё не разучился отличать творческий приём от халтуры!
Мир Василия Захарченко. Художник Роберт Авотин.
Полный обалданс!
У Василия Дмитриевича были любимые словечки и фразы, которыми он реагировал на те или иные ситуации и события.
Входящего в его кабинет знакомого, которого он давно не видел, шеф обычно приветствовал словами: «Откуда ты, прелестное дитя?» Неприятное для собеседника сообщение шеф часто завершал назидательной фразой: «Вот так, мой дарлинг!» Для вещи, поразившей его красотой, изяществом или полезностью, у него было припасено слово собственного изобретения: радиотермин «супергетеродин» он переделал в слово, в котором превосходная степень «супер» причудливо сочеталось со словом «годится»: СУПЕРГОДИН! Но при виде чего-нибудь особо яркого, необыкновенного, поразительного, очень нравящегося он чаще восклицал: «Умереть - уснуть!» или «Полный обалданс!»
Если посетитель начинал свою просьбу чересчур издалека, Захарченко обычно останавливал его:
- Я всё испытал, всё познал. Говорите сразу дело!
/стр. 44:/ Один наш автор опубликовал в журнале статью под загадочным названием «Депеша Сандатимувы». Понять по этому названию, что речь в статье пойдёт о расшифровке Фестского диска, было, конечно, невозможно. И с тех пор шеф стал именовать всё непонятное, заумное словом «Сандатимува». Он часто так потом и спрашивал у сотрудников:
А это не какая-нибудь Сандатимува?
В конце 1970-х годов Захарченко и его тогдашний зам Юрий Филатов были в командировке в одном провинциальном городе, гордившемся своей действительно прекрасной детской железной дорогой. Показывал гостям эту главную городскую достопримечательность местный энтузиаст, положивший полжизни на осуществление этой идеи. Улучив секунду, шеф шепнул Филатову: «Теперь ты понял, чем нам пришлось бы заниматься, если бы мы жили не в Москве!»
Однажды мы с шефом были приглашены на корпоратив Издательского дома «Экономическая газета» в пансионат на берегу Ахтубы, левого рукава Волги. Всё там было устроено очень хорошо и удобно, но вот беда: не было ни водопровода, ни канализации, что очень угнетало некоторых наших утончённых коллег. Задевало это и Василия Дмитриевича. Неприхотливый к бытовым неудобствам, он на этот раз позволил себе назвать туалет во дворе «сдержанным гостеприимством пансионата на Ахтубе».
Как-то раз один начальник похвастался нам с шефом аквариумом, установленным в его кабинете. Здесь я впервые увидел омерзительных рыбок из Южной Америки - пираний. Кто придумал разводить их в аквариумах? Омерзительные, грязно-бурого цвета, непрезентабельные, с отвратительными зубастыми челюстями. Жрут кальмаров, мясо других рыбок. Кроме пираний в аквариуме никого другого держать нельзя - всех сжирают. И даже если чужую новую пиранью туда запустить, то и её сжирают.
Когда ехали обратно, я удивлялся, что за удовольствие держать таких тварей. А шеф задумчиво сказал: «Возможно, они соответствуют характеру хозяина...»
Иногда в минуты грусти и душевного размягчения шеф взглядывал на сотрудников прищуренными глазами и задумчиво произносил:
— Ребята! А не ударить ли нам по струнам?
/стр. 45:/ И всем было ясно: он предлагает душевно посидеть и потолковать за жизнь за рюмкой вина или стаканом пива...
Вчерась по-английски — yesterday-сь
Василий Дмитриевич, выступая на всевозможных встречах, конференциях и торжествах и часто появляясь на телеэкранах, был в полном смысле слова публичным человеком. Его узнавали на улицах; милиционеры козыряли ему, когда он со своей живописной седой шевелюрой сидел за рулём; незнакомые люди просили дать автограф. Во время проведения подписной кампании в Волгограде какая-то женщина на набережной подошла к шефу и спросила: «Василий Дмитриевич! Вы меня узнаёте?». Опешивший шеф растерянно сказал: «Нет, не узнаю»... «Ну как же так? Я же вас каждый день вижу по телевизору!».
Тогда же в пансионате на Ахтубе к нам за стол подсел подвыпивший человек, представившийся красноярским журналистом. Он поразил нас вопросом: «Как сказать по-английски вчерась?» Оказалось - yesterday-сь. Он поспешил сообщить нам, что он единственный в СССР милиционер, который к 30 годам дослужился от младшего лейтенанта до подполковника милиции, откуда потом ушёл в журналисты, возглавил милицейскую газету. Шеф стал допытываться у него, за счёт чего процветает его газета, и тот простодушно объяснял: «Да я же про всех мафиози в Красноярске всё знаю. Я прихожу к любому рэкетиру или спекулянту и говорю: «Если не хочешь, чтобы я тебя посадил, переведи на счёт газеты 5 миллионов». И переводят - куда деваться!». Василий Дмитриевич сказал: «Но ведь это и есть сращивание органов равопорядка с криминальными структурами!». «Ну да! -
/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Алексеевич Кулешов недавно безвременно покинул нас, он творчески создал бесценную фотолетопись эпохи, которую мы, его родные и близкие, постараемся донести до потомков. И вчера его сын Алексей Кулешов передал в Посольстве РФ в Ирландии в Дублине дар от русского народа ирландскому — икону покровителя детей и мореплавателей Святого Николая Мирликийского Чудотворца, написанную арбатским художником Леонидом Сергеевичем Курзенковым. Эту церемонию, приуроченную к государственному ирландскому празднику Дню Святого Патрика, показали по ирландскому телевидению. Местная общественность решила дать возможность причаститься этой иконе также ирландской глубинке, совершить миссионерский тур с ней по всем графствам страны. Свой дар сделал Алексей в память деда знаменитого русского педиатра Вячеслава Александровича Таболина и отца Александра Алексеевича Кулешова и в честь мамы доктора исторических наук Татьяны Вячеславовны Таболиной/
/стр. 46:/ сказал красноярец. - Я и есть человек, который срастился. У нас все милицейские работники, уходившие со службы, тут же получали приглашения от уголовного мира. И мне предлагали стать куратором частных гаражей на правом берегу. А зачем мне? В журналистике я получаю больше!»
/стр. 29:/ Глава 2.
ГОВОРИМ: ЗАХАРЧЕНКО - ПОДРАЗУМЕВАЕМ: «ТЕХНИКА - МОЛОДЁЖИ»...
Василий Дмитриевич Захарченко (1915-1999) - молодой поэт, участник Великой Отечественной пришёл в редакцию в 1945 году на скромную должность литсотрудника отдела писем, а через четыре года он возглавил «Технику - молодёжи», став выдающимся Главным редактором своего времени.
Людям, далёким от практической журнальной работы, представляется, что по аналогии с главным механиком или главным электриком завода Главный редактор журнала - это как бы самый опытный, самый квалифицированный редактор, лучше всех умеющий готовить рукописи к сдаче в набор, то есть выправлять литературный стиль, устранять огрехи и неточности, проверять цифры, имена и названия. На самом деле это не так. Главный редактор может вообще не быть редактором, может вообще не уметь редактировать тексты, ибо его обязанности вовсе не требуют этого умения. Обязанность Главного редактора - день и ночь думать, чем заполнить один-единственный номер - ближайший!
Говорят: журнал - это Главный редактор. И это глубоко правильно, ибо в том, что Главный редактор ставит в ближайший номер, отражается вся его личность, то есть его взгляд на роль журнала в общественной и в собственной жизни Главного редактора; его отношение к читателям, к авторам, к начальству; его требования к сотрудникам и его умение дирижировать этим тонким оркестром. Ведь подготовленные ими статьи тоже должны соответствовать или, по крайней мере, не противоречить собственным интересам, вкусам и увлечениям Главного редактора!
Отсюда ясно: лицо журнала определяется не профессиональным умением Главного редактора править тексты (на эту роль всегда можно найти более или менее квалифицированного литправщика), /стр. 30:/ а качествами его личности и умением с помощью журнала отразить свою личность в окружающем мире. И поэтому, когда мы хотим рассказать, каким Главным редактором был Василий Дмитриевич, мы должны хотя бы кратко рассказать и каким он был человеком.
Люди, работавшие с ним бок о бок, обычно были о нём более высокого мнения, нежели те, кто знал его только по выступлениям на радио, телевидении и на всякого рода массовых мероприятиях. Чаще всего таким слушателям и зрителям приходилась не по вкусу некоторая манерность, с которой он держался на людях, хотя все отдавали должное его недюжинным ораторским способностям.
Те же, кому довелось работать с Захарченко бок о бок, знали, что он сочетал в себе десятки разнообразных, часто противоречивых способностей. Он был в одном лице идеалистом и прагматиком, энтузиастом и скептиком, тонким психологом и бесчувственным администратором. Он умел быть смелым и осторожным, непреклонным и уступчивым, умел не заноситься, но и не падать духом. Короче: умел держать нос по ветру, но гнуть свою линию. И все, кто видел его во всех этих ипостасях, сходились во мнении: Захарченко был великим Главным редактором, сделавшим из скромного научно-популярного журнала ЦК ВЛКСМ явление национального и даже международного масштаба.
На протяжении десятилетий «Техника - молодёжи» была, что называется, «светом в окошке» для школьников, студентов, молодых специалистов, которым она прививала интерес к науке и технике и помогала в выборе профессии. Многие видные специалисты старшего поколения прямо называли себя воспитанниками «Техники - молодёжи», что давало Василию Дмитриевичу основания иногда с улыбкой говорить: «Что-то я не припоминаю видных деятелей, которые считали бы себя воспитанниками журнала «Коммунист» или газеты «Известия»...
Василию Дмитриевичу посчастливилось стать «нужным человеком на нужном месте» в самое героическое для страны время. После войны советская наука и техника уверенно выходила на передовые рубежи, в стране воцарялся настоящий культ точного знания, самыми почётными и уважаемыми людьми становились учёные, инженеры, конструкторы. Рассказать миру об их достижениях могли специалисты, хорошо разбирающиеся в научно-технических проблемах. Но, увы, давно замечено, что научно-технические специалисты, занятые практической работой, почти неспособны видеть поэтическую сторону своего дела. Это дано людям, //стр. 31:/ технически образованным, но наделённым также воображением и фантазией.
Страна жаждала таких певцов научно-технического прогресса - и они нашлись! Они были выпестованы в предвоенные годы в литературных кружках при технических вузах. Воспитанниками именно таких литературных объединений были знаменитые популяризаторы 1950-х годов - Владимир Орлов, Виктор Болховитинов, Михаил Хвастунов, Георгий Остроумов, Борис Ляпунов. Но даже среди них выделялся необычайными дарованиями Василий Захарченко - поэт по призванию и строитель по образованию, назначенный шестым Главным редактором молодёжного научно-популярного журнала «Техника - молодёжи» в 1949 году. Его предшественниками на этом посту были журналист М.М. Каплун (1933-1938), полковник Е.А. Болтин (1938-1942), историк А.С. Фёдоров (1942-1943), дипломат В.Г. Яковлев (1943-1945), писатель В.И. Орлов (1945-1949).
Василий Дмитриевич как будто самим провидением был предназначен для выполнения социального заказа того времени, которое настоятельно требовало поэтизации науки, утверждения её безграничных возможностей, романтического взгляда на мир, как на
/стр. 32:/ арену свершения самых дерзновенных замыслов человечества. Совпадение социального спроса и индивидуального предложения породило «Феномен Захарченко»: превращение ординарного научно-популярного журнальчика во властителя дум нескольких поколений советской молодёжи.>
Василий Дмитриевич возглавлял «Технику - молодёжи» 35 лет - всесоюзный рекорд длительности пребывания на посту Главного редактора. За время его редакторства тираж журнала увеличился в 40 раз, а имя Захарченко отождествилось с названием журнала. «Мы говорим «Техника - молодёжи», подразумеваем «Захарченко»; мы говорим «Захарченко», подразумеваем «Техника - молодёжи» - смеялись тогда в журналистских кругах.
И тем не менее журнал как таковой не был всем содержанием жизни своего Главного редактора.
Природа заложила в Василия Дмитриевича не только поэтические и технические способности, необходимые для выпуска романтического научно-художественного журнала. Она наградила его талантами, которых не требует собственно должность Главного редактора. Блестящий оратор, энергичный организатор, одарённый спортсмен и тонкий дипломат Захарченко жаждал того, без чего невозможна реализация этих способностей - известности, признания, славы. Ради того, чтобы снова и снова испытать это пьянящее его чувство - восхищение и внимание очарованной толпы - Василий Дмитриевич был готов затратить любые силы, время и средства. Жажда людского внимания и восхищения гнала его на молодёжные фестивали, в им же самим организованные автопробеги самодельных автомобилей, на трибуны форумов, к микрофонам и телекамерам. Восторг зрителей заставлял его мчаться под их восхищённые возгласы на лыжах по горным склонам, скользить по волнам на акваплане, парить над землёй на монгольфьере или дельтаплане. Ему нравилось очаровывать светских людей на приёмах и концертах, председательствовать на международных встречах и конференциях, главенствовать за банкетным столом, вращаться среди академиков, министров, генералов, космонавтов и рекордсменов. Организация именно такого блистательного образа жизни и была главной целью всей деятельности Захарченко. Журнал же был для него, может быть, и самым важным, но всё же средством достижения этой цели.
В самом деле, должность Главного редактора открывала перед ним двери кабинета практически любого должностного лица — от /стр. 33:/ управдома до министра или даже члена ЦК. Она давала ему официальную возможность обратиться лично или письменно к любой знаменитости мира - от Нобелевского лауреата до кинозвезды. Она позволяла ему организовывать экспедиции, пробеги, встречи, приёмы, поездки, командировки.
Не случайно редакция при Василии Дмитриевиче меньше всего походила на тихую контору, в которой раздаётся лишь шорох редактируемых рукописей. Это был скорее личный штаб Главного редактора, операционная база для его многогранной и многотрудной общественной деятельности.
Собственно журналу в созданном Василием Дмитриевичем для себя образе жизни отводилась роль своеобразной визитной карточки, которую не стыдно показать в любом месте: в приёмной секретаря ЦК, на научной конференции, на встрече молодых специалистов, в обществе изобретателей или ревнителей старины, в школьном классе, в парикмахерской, в цеху, наконец, в кругу друзей. Создать такую визитную карточку нелегко, ведь это значит создать школу «Техники - молодёжи» в научной журналистике. И Захарченко создал эту школу с присущими ему блеском и эффективностью.
Не успеваете редактировать на службе, - часто говаривал он, - работайте по ночам!
Именно по ночам многие из нас и проходили суровую редакторскую выучку «Техники - молодёжи». В редакции времён Захарченко корпеть над рукописями на службе считалось дурным тоном. Здесь всегда царила обманчиво легкомысленная обстановка, клубился народ, рассказывались интересные новости, демонстрировались замысловатые машины и модели, звучали шутки, раздавался смех. А настоящие невидимые миру слёзы над редактируемыми материалами лились дома до 2-3 часов ночи. Не все выдерживали такую жизнь, на моей памяти редакционный состав полностью поменялся раз семь, но те, кто выдерживал, потом могли работать везде - в газете, на радио, на телевидении.
Главное, чему научила нас школа Захарченко: вопреки расхожему мнению, читатель жаждет не так называемой информации, от которой ломятся библиотеки и базы данных, а МЫСЛИ, удивляющей своей необычностью и новизной, порождающей устойчивый интерес, понуждающей к работе и творчеству. Каждая публикация в журнале должна содержать именно МЫСЛЬ, выраженную ясно, убедительно, без литературных изысков, но и без канцелярщины, наукообразия и общих фраз.
/стр. 34:/
Василий Захарченко
Патриарх отечественной журналистики Василий Дмитриевич был человеком тысячи дарований. Он 35 лет возглавлял наш журнал. Он - организатор прогремевшей на всю страну телепередачи «Это вы можете», участник всех фестивалей молодёжи и студентов от первого до последнего, организатор двух десятков тысячекилометровых пробегов самодельных автомобилей, один из организаторов Всесоюзного Общества по охране памятников истории и культуры, пионер подводного плавания, горно- и воднолыжного спорта, легкомоторной авиации и дельтапланеризма, участник десятков международных кинофестивалей, форумов, встреч конференций.
О его жизни можно написать роман.
О его вкладе в культурную и общественную жизнь страны ещё будут написаны исследования. Но сегодня, когда со дня его смерти прошло почти полтора десятка лет, я хочу рассказать о нём, как о яркой личности, о любимых фразах, реакциях на людей и ситуации, о смешных случаях, о способах выхода из затруднительных положений и т.д. и т.п. То есть обо всём том, чего нет в официальных документах, хранящихся в архивах.
/стр. 35:/
Я ЗАПОМНИЛ ЕГО ТАКИМ
Я далёк от мысли писать биографию Василия Дмитриевича, анализировать его личность и роль, которую он сыграл в истории нашей культуры. Я просто хочу положить на бумагу те эпизоды, которых мне довелось быть свидетелем, и передать те живые впечатления, которые мне довелось испытать от общения с этим неординарным человеком.
«Им разъяснили»...
Недавно, перелистывая подшивку журнала «Источник», я обнаружил любопытную архивную публикацию. Оказывается, весной 1982 года группа видных авиационных деятелей обратилась в «Технику - молодёжи» с просьбой поддержать их предложение о восстановлении доброго имени выдающегося русского авиаконструктора Игоря Васильевича Сикорского (1889-1970), который после революции работал в США. Герой Социалистического Труда, конструктор О. Антонов и Герои Советского Союза лётчики М. Галлай, М. Громов и Г. Гофман предлагали шире освещать заслуги Сикорского в средствах массовой информации и установить мемориальные доски в местах, связанных с его деятельностью.
Василий Дмитриевич с готовностью подхватил инициативу заслуженных авиаторов и от имени журнала направил подготовленные документы в ЦК КПСС. Но, увы, это предложение не было поддержано в верхах. «Поставленный вопрос «о восстановлении имени» не столь прост, как об этом в прилагаемых письмах пишется», - с такой резолюцией секретаря ЦК М. Зимянина документы были спущены в Отдел науки и Отдел пропаганды Центрального Комитета. Вскоре их сотрудники составили справку, в которой разъясняли, что, мол, за Сикорским числятся тяжёлые грехи: созданные им вертолёты использовались американцами в войнах против Кореи и Вьетнама, а сам он в своих воспоминаниях дал «крайне негативную оценку событиям, связанным с Великой Октябрьской социалистической революцией и установлением Советской власти». «Учитывая это, - писали далее составители справки, - отделы ЦК КПСС полагали бы нецелесообразным принимать предложения авторов и считают возможным ограничиться на этом при рассмотрении данного вопроса». Отправ/36/ляя эту справку 30 апреля 1982 года члену Политбюро К.У. Черненко, М.В. Зимянин с облегчением начертал: «Я поддерживаю вывод отделов ЦК»...
И чем же сердце успокоилось?
«С т.т. Захарченко, Галлаем, Громовым беседовали. В беседе им были даны соответствующие разъяснения»... Что это были за «разъяснения» и в какой форме они были преподнесены, неизвестно. Василий Дмитриевич никогда не рассказывал об этой истории...
«А вы дайте нам списочек лжеучёных»....
Много лет наблюдая за работой шефа, я пришёл к выводу, что каждый номер журнала был для него подобием живого организма, в котором роль жёсткого скелета исполнял набор постоянных рубрик, роль мягких тканей отводилась статьям, публикуемым на свободных полосах, а роль души - одному материалу, настолько сенсационному, что он не оставлял равнодушным ни одного читателя. Очень часто, рассматривая план очередного номера, шеф говорил:
- Нет сенсации, нет материала с душком...
И все мы знали, нужно найти что-то, бросающее вызов официальной науке и даже осторожно задевающее основы марксистско-ленинского учения. В результате пусть осторожно, с оговорками, но именно «Техника - молодёжи» касалась тогда запретных тем вроде кибернетики и генетики, снежного человека, гипноза, телепатии, экстрасенсорики, инопланетных цивилизаций, НЛО, телекинеза, родов в воде и т.д. Эта тяга к неведомому и скандальному выводила из себя академический мир, который не упускал случая куснуть Василия Дмитриевича.
В начале 70-х годов новое руководство ЦК ВЛКСМ, почему-то сразу невзлюбившее Захарченко, поручило обществу «Знание» обревизовать журнал с точки зрения научности его публикаций. Вот когда старым недоброжелателям Василия Дмитриевича представилась возможность свести счёты с раздражавшим их журналом. На высоком совещании некий учёный-рецензент подсчитал, что за последние три года «Техника - молодёжи» опубликовала аж 57 лженаучных статей, и на этом основании объявил журнал рассадником лженауки и прибежищем учёных-шарлатанов...
/стр. 36:/ В сущности, это был прикровенный донос, призванный погубить репутацию Захарченко в глазах и так неблаговолившего к нему комсомольского начальства. Помню, как поразило меня полемическое искусство шефа, обратившего выпад оппонента против него самого.
А вы, - сказал он ласковым тоном ревнителю научной чистоты, - дайте нам в редакцию список учёных-шарлатанов, чтобы мы могли знать, кто есть кто в вашей сфере. Тогда мы, получив статью, сразу же заглянем в ваш списочек и сразу же определим, кто из авторов шарлатан, а кто нет!
А потом, посерьёзнев, сказал: «А если отбросить шутки в сторону, то скажите, почему вам я должен верить больше, чем тем, кого вы именуете шарлатанами? Не так уж далеки те времена, когда такие же специалисты, как вы, объявляли лженауками генетику и кибернетику. А где теперь эти специалисты?»
Юмор проявлялся у него спонтанно
Василий Дмитриевич никогда не припасал своих острот заранее, они рождались у него в процессе говорения прямо на глазах у слушателей, и мне часто казалось, что он сам удивлялся только что сказанному. Как-то раз в редакцию в день Советской Армии приехал друг Василия Дмитриевича, военный дипломат, разведчик, генерал Михаил Иванович Иванов. Произнося в его честь спич, шеф сказал:
Знаменательно, что мы чествуем военного дипломата Иванова именно в день Советской Армии. Ведь когда дипломатия начинает пробуксовывать, ей приходится становиться на гусеницы!
В другой раз, выступая на летучке и критикуя молодых редакторов, шеф сказал:
Конечно, хорошо, что вы ищете и поднимаете новые темы, но когда это делается кое-как, когда не вдумываются в смысл, когда всё непонятное не доводится до ума, а сбрасывается, как, понимаете ли, персидская княжна с лодки Стеньки Разина, тогда... и т.д.
Как-то раз шеф собрал ближайших помощников и грустил по поводу того, что журнал становится менее интересным из-за засилья средних, проходных материалов.
- Слишком много стало в журнале серого зайца, - сказал он, - длинные уши которого выдают желание подзаработать...
/стр. 38:/ Будучи сам остроумным человеком, Василий Дмитриевич ценил это качество и в других людях даже тогда, когда их шутки касались его самого. Он не раз с весёлым смехом рассказывал о том, как остроумно одна белоэмигрантская газета охарактеризовала пропагандистское издание «Спутник», которое он выпускал на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году.
Они написали, что Захарченко выпускает газету «Спутник», бульварную по форме и социалистическую по содержанию, - смеялся он.
Однажды на столе в художественном отделе я обнаружил иностранный журнал, в котором на развороте была напечатана великолепная цветная картина. По ископанному траншеями зелёному полю ползут, сминая проволочные заграждения, огромные ромбовидные английские танки Первой мировой войны, за ними бегут солдаты, строчат пулемёты, в небе рвутся шрапнели и парят самолёты-этажерки. В это время в комнату вошёл Василий Дмитриевич, подошёл к столу и сразу же воззрился на раскрытый журнал. Я подвинулся, давая ему место рядом. Он, опершись кулаками о стол, склонился и буквально впился глазами в картину, молча, созерцая картину боя.
Бах, бах! Тра-та-та! Кх, кх,кх! Да, Василий Дмитриевич? -спросил я.
Он медленно повернулся в мою сторону, с трудом отрываясь от рассматривания заворожившей его картинки, и кратко выдохнул:
-Да!
Однажды кто-то занёс в редакцию тест, с помощью которого будто можно было определить, что испытуемый сказал в свою первую брачную ночь. Тест был очень прост. Испытуемого просили положить кисть руки на лист бумаги, и потом начинали обводить карандашом её контур. И делали это до тех пор, пока у человека не лопалось терпение, и он не произносил какую-нибудь недовольную фразу. Она-то и считалась произнесённой в первую брачную ночь.
И вдруг в комнату, где развлекались остроумцы, зашёл шеф. «Хотите, мы выясним, что вы сказали в первую брачную ночь?» - спросили его. Шеф подумал секунду и, решив, что от этого никакого ущемления его авторитета не произойдёт, с готовностью прижал ладонь к бумаге. Но только испытатель начал водить карандашом, как раздался крик секретарши: «Василий Дмитриевич! К телефону!». «Извиняюсь», - произнёс Захарченко, оторвал ладонь от стола и /стр. 39:/ удалился. Вернувшись через несколько минут, он аккуратно вставил ладонь в уже намеченный контур и объяснил: «Сергей Павлович звонил»... (Сергей Павлович Павлов был тогда первым секретарём ЦК ВЛКСМ).
Все расхохотались и вместе со всеми шеф, по достоинству оценивший розыгрыш.
Когда игривость неуместна
Как-то раз, уже не работая в «Технике-молодёжи», попал на небольшое редакционное торжество, где отмечалось присуждение Василию Дмитриевичу звания заслуженного деятеля культуры. Шеф размяк, читал свои неплохие стихи и рассказал замечательную историю. В Будапеште он собрал главных редакторов журналов соцстран. Все собрались, а поляка Юзефа Снечинского нет. Ждут, ждут - нет. Наконец, появился Снечинский. Шеф бросился его обнимать, но тот очень сухо и с накалом в голосе говорит: «Вася, вспомни, что ты мне сказал по телефону?» Шеф говорит: «Ну, что обо всём договорено и что пора съезжаться в Будапешт».
Нет, Вася, ты сказал не так, - прошипел Снечинский. - Ты сказал: «Операция «Акваланг» завершена, пора начинать!»
Василий Дмитриевич зарыдал, ибо он в порядке игривости действительно сказал такую фразу, и эта игривость стоила Снечинскому немало горьких минут. Этот разговор записали польские спецслужбы, которые тут же схватили Юзефа и стали у него допытываться: что это за операция, где и когда начнётся высадка советских войск и т.д. Снечинский плакал, умолял, но всё без толку: два недели в его кабинете сидели мальчики и брали трубку вместо него. Лишь потом простили и отпустили.
Не скрою, это было нелегко!
В 1968 году выпускник МАИ и горячий энтузиаст авиации Игорь Андреев, недавно пришедший в редакцию, высказал мысль, что неплохо было бы начать в журнале новую рубрику «Знаменитые самолёты мира», рассчитанную на год: давать в каждом номере три цветные проекции самолёта и полосный текст. Идея редакторам понравилась, но из соображений патриотизма ему посоветовали начать с /стр. 40:/ серии статей о боевых самолётах Великой Отечественной войны. Он быстро набросал список представляемых к публикации образцов и при поддержке других редакторов вышел со своим предложением на главного редактора.
Шеф отнёсся к идее без энтузиазма; он боялся, что однотипные статьи в каждом номере скоро наскучат читателям.
Со скрипом поддавшись на уговоры, он, в конце концов, согласился на публикацию. Но каждый месяц, подписывая в печать очередной авиационный материал, он ворчал, кряхтел, клял себя за то, что дал себя уговорить. К № 5 за 1969 год - это был, помнится, средний бомбардировщик СБ, - его терпение лопнуло. «Не могу больше видеть эту скукоту! Поставьте хоть человечка рядом с этими унылыми чертежами, ну хоть флажок какой-нибудь, ну хоть какую-нибудь краснинку для оживления!» Игорь нервничал, доказывал, что менять уже ничего нельзя, что читатель уже привык к такой форме, что отказ от первоначально выбранного образца нарушит «серийность» т.д.
Шеф, в конце концов, со стенаниями подписал номер, но сердце его отвратилось от игоревой затеи.
И вот через несколько месяцев во время редакционной летучки раздаётся звонок. Звонит знаменитый конструктор авиационного оружия Борис Гаврилович Шпитальный.
Вот вы тут в восьмом номере напечатали статью об истребителе Лавочкина...
По этой фразе шеф решил, что его опасения начинают оправдываться, что сейчас последует разносная критика авиационной серии, что недаром она ему сразу не понравилась.
Да, да! - заспешил он, предупреждая события. - Я уже дал нагоняй редактору, и мы уже отказались от продолжения серии.
Да нет же! - воскликнул Борис Гаврилович. - Серия замечательная. Давно уже пора писать о достижениях отечественной конструкторской мысли. За это спасибо, а статья о Ла-5 правильная, только в ней ничего не сказано о том, что все истребители Лавочкина вооружались моими пушками...
Поняв, что Шпитальный звонит, чтобы хвалить, а не ругать, шеф приободрился и незамедлительно поспешил вырвать победу из поражения:
Да уж! Нам стоило немалых трудов пробить эту серию. Не скрою, и сопротивление кой-кого пришлось преодолевать...
/стр. 40:/ В его пересказе даже заурядное становилось талантливым!
В 70-х годах Василий Дмитриевич имел возможность посещать закрытые просмотры иностранных фильмов. Иногда приходил возбуждённый, говорил:
Ребята! Видел вчера потрясающий американский боевик! Какой фильм! Умереть - уснуть!
И он начинал пересказывать увиденное с такими яркими сценами и потрясающими деталями, что все только рты разевали. Думали, вздыхая:
Вот это да! Вот это искусство! Вот это работают буржуи, такие шедевры создают... А мы что? Сидим тут, не видим, не знаем настоящего искусства...
И вот прошло тридцать лет - и все мы получили возможность собственными глазами увидеть некогда недоступные голливудские шедевры. Смотришь иногда забубённый американский боевик и смутно припоминаешь:
— Что-то знакомое... О чём-то подобном я уже когда-то слышал... И вдруг сообразишь:
Да ведь это же фильм, который давным-давно пересказывал нам шеф!
Но как в натуре всё это бледно, примитивно, пошло по сравнению с ярким, захватывающим, восторженным пересказом Василия Дмитриевича!
Своей артистичной личностью он очеловечивал, одухотворял ремесленные поделки западных кинематографистов. «Британской музы небылицы» в его художественном пересказе являлись в более высоком и совершенном виде, чем они были на самом деле!
Подвиг, о котором шеф почему-то не рассказывал
Мне рассказывали, что в одной из московских больниц лежал пациент со сломанными ногами, не устававший благословлять спасшего его от верной смерти писателя Захарченко. По его словам, он во время спуска на горных лыжах неудачно упал и сломал ноги. И вот лежит он на снегу, а сверху проносятся, как метеоры, молодые, нарядные, сильные люди. И всё мимо, мимо, мимо... Он пролежал так /стр. 42:/ довольно долго, и его уже стало охватывать какое-то равнодушие. И вдруг около него остановился высокий, уже в годах человек и предостерегающе сказал:
Вы же замёрзнете.
Пострадавший объяснил, что у него, видимо, сломаны ноги, и он не может встать.
И этот человек, а им оказался главный редактор «Техники - молодёжи», на своей спине тащил меня до ближайшего приюта, где мне оказали первую помощь. Если бы не он, я бы погиб!
Меня поразило то, что Василий Дмитриевич никогда, ни в редакции, ни в компаниях не рассказывал о своём благородном поступке. А когда я ему однажды рассказали о благодарности спасённого им человека, он довольно равнодушно сказал:
Да, да, припоминаю, что-то такое действительно было...
Редкий случай
Василий Дмитриевич был человеком быстрого соображения, схватывал мысль на лету, умел использовать любую ситуацию, чтобы сострить и посмеяться. Но однажды чувство юмора изменило ему.
Как-то раз художественный редактор «Техники - молодёжи» Николай Вечканов зашёл к шефу в кабинет. Василий Дмитриевич что-то писал, низко склонившись над столом, заваленным всякими бумагами, сувенирами и редкостями. Среди них несколько лет лежали подаренные одним посетителем небольшие рога какого-то зверя. Подойдя к столу, Николай помолчал, а потом задумчиво спросил:
— Василий Дмитриевич, это ваши рога?
— Мои, - сказал шеф, не отрываясь от работы. - А что?
— Жа-а-аль... - уныло протянул Вечканов.
А чего жаль? - вскинулся шеф. - Отличные рога!
Творческий метод репортера Иванова
Как-то раз Василий Дмитриевич поручил фоторепортёру Борису Иванову отснять встречу редакции с экстрасенсами. Через несколько дней Борис принёс пачку фотографий, и шеф, усевшись на диван, начал раскладывать перед собой на журнальном столике фотографии. Выложил один ряд, другой. Пробормотал:
/стр. 43:/ — Что за чёрт? Да они все нерезкие! Что это Борис, снимать в фокусе что ли разучился? Ну-ка, позовите его...
Явился Иванов, как всегда немножко навеселе.
Боря, - обратился к нему шеф. -Что такое, не пойму? Ни одной резкой фотографии нет!
Ну, вы даёте, Василий Дмитриевич! - возмутился Иванов. - Вы что же, не поняли, что я применил новый творческий приём?
Шеф гневно смотрел на него снизу вверх несколько секунд, потом строго прикрикнул:
— Ты мне шарики-то не закручивай! Я ещё не разучился отличать творческий приём от халтуры!
Мир Василия Захарченко. Художник Роберт Авотин.
Полный обалданс!
У Василия Дмитриевича были любимые словечки и фразы, которыми он реагировал на те или иные ситуации и события.
Входящего в его кабинет знакомого, которого он давно не видел, шеф обычно приветствовал словами: «Откуда ты, прелестное дитя?» Неприятное для собеседника сообщение шеф часто завершал назидательной фразой: «Вот так, мой дарлинг!» Для вещи, поразившей его красотой, изяществом или полезностью, у него было припасено слово собственного изобретения: радиотермин «супергетеродин» он переделал в слово, в котором превосходная степень «супер» причудливо сочеталось со словом «годится»: СУПЕРГОДИН! Но при виде чего-нибудь особо яркого, необыкновенного, поразительного, очень нравящегося он чаще восклицал: «Умереть - уснуть!» или «Полный обалданс!»
Если посетитель начинал свою просьбу чересчур издалека, Захарченко обычно останавливал его:
- Я всё испытал, всё познал. Говорите сразу дело!
/стр. 44:/ Один наш автор опубликовал в журнале статью под загадочным названием «Депеша Сандатимувы». Понять по этому названию, что речь в статье пойдёт о расшифровке Фестского диска, было, конечно, невозможно. И с тех пор шеф стал именовать всё непонятное, заумное словом «Сандатимува». Он часто так потом и спрашивал у сотрудников:
А это не какая-нибудь Сандатимува?
В конце 1970-х годов Захарченко и его тогдашний зам Юрий Филатов были в командировке в одном провинциальном городе, гордившемся своей действительно прекрасной детской железной дорогой. Показывал гостям эту главную городскую достопримечательность местный энтузиаст, положивший полжизни на осуществление этой идеи. Улучив секунду, шеф шепнул Филатову: «Теперь ты понял, чем нам пришлось бы заниматься, если бы мы жили не в Москве!»
Однажды мы с шефом были приглашены на корпоратив Издательского дома «Экономическая газета» в пансионат на берегу Ахтубы, левого рукава Волги. Всё там было устроено очень хорошо и удобно, но вот беда: не было ни водопровода, ни канализации, что очень угнетало некоторых наших утончённых коллег. Задевало это и Василия Дмитриевича. Неприхотливый к бытовым неудобствам, он на этот раз позволил себе назвать туалет во дворе «сдержанным гостеприимством пансионата на Ахтубе».
Как-то раз один начальник похвастался нам с шефом аквариумом, установленным в его кабинете. Здесь я впервые увидел омерзительных рыбок из Южной Америки - пираний. Кто придумал разводить их в аквариумах? Омерзительные, грязно-бурого цвета, непрезентабельные, с отвратительными зубастыми челюстями. Жрут кальмаров, мясо других рыбок. Кроме пираний в аквариуме никого другого держать нельзя - всех сжирают. И даже если чужую новую пиранью туда запустить, то и её сжирают.
Когда ехали обратно, я удивлялся, что за удовольствие держать таких тварей. А шеф задумчиво сказал: «Возможно, они соответствуют характеру хозяина...»
Иногда в минуты грусти и душевного размягчения шеф взглядывал на сотрудников прищуренными глазами и задумчиво произносил:
— Ребята! А не ударить ли нам по струнам?
/стр. 45:/ И всем было ясно: он предлагает душевно посидеть и потолковать за жизнь за рюмкой вина или стаканом пива...
Вчерась по-английски — yesterday-сь
Василий Дмитриевич, выступая на всевозможных встречах, конференциях и торжествах и часто появляясь на телеэкранах, был в полном смысле слова публичным человеком. Его узнавали на улицах; милиционеры козыряли ему, когда он со своей живописной седой шевелюрой сидел за рулём; незнакомые люди просили дать автограф. Во время проведения подписной кампании в Волгограде какая-то женщина на набережной подошла к шефу и спросила: «Василий Дмитриевич! Вы меня узнаёте?». Опешивший шеф растерянно сказал: «Нет, не узнаю»... «Ну как же так? Я же вас каждый день вижу по телевизору!».
Тогда же в пансионате на Ахтубе к нам за стол подсел подвыпивший человек, представившийся красноярским журналистом. Он поразил нас вопросом: «Как сказать по-английски вчерась?» Оказалось - yesterday-сь. Он поспешил сообщить нам, что он единственный в СССР милиционер, который к 30 годам дослужился от младшего лейтенанта до подполковника милиции, откуда потом ушёл в журналисты, возглавил милицейскую газету. Шеф стал допытываться у него, за счёт чего процветает его газета, и тот простодушно объяснял: «Да я же про всех мафиози в Красноярске всё знаю. Я прихожу к любому рэкетиру или спекулянту и говорю: «Если не хочешь, чтобы я тебя посадил, переведи на счёт газеты 5 миллионов». И переводят - куда деваться!». Василий Дмитриевич сказал: «Но ведь это и есть сращивание органов равопорядка с криминальными структурами!». «Ну да! -
/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Алексеевич Кулешов недавно безвременно покинул нас, он творчески создал бесценную фотолетопись эпохи, которую мы, его родные и близкие, постараемся донести до потомков. И вчера его сын Алексей Кулешов передал в Посольстве РФ в Ирландии в Дублине дар от русского народа ирландскому — икону покровителя детей и мореплавателей Святого Николая Мирликийского Чудотворца, написанную арбатским художником Леонидом Сергеевичем Курзенковым. Эту церемонию, приуроченную к государственному ирландскому празднику Дню Святого Патрика, показали по ирландскому телевидению. Местная общественность решила дать возможность причаститься этой иконе также ирландской глубинке, совершить миссионерский тур с ней по всем графствам страны. Свой дар сделал Алексей в память деда знаменитого русского педиатра Вячеслава Александровича Таболина и отца Александра Алексеевича Кулешова и в честь мамы доктора исторических наук Татьяны Вячеславовны Таболиной/
/стр. 46:/ сказал красноярец. - Я и есть человек, который срастился. У нас все милицейские работники, уходившие со службы, тут же получали приглашения от уголовного мира. И мне предлагали стать куратором частных гаражей на правом берегу. А зачем мне? В журналистике я получаю больше!»
Journal information